Первая пани польского кино

Эту блестящую, полную пленительной чувст­венности и артистизма, поистине царственнную женщину наши зрители запомнили по фильмам «Пепел», «Рукопись, найденная в Сарагосе», «Марыся и Наполеон», «Кукла», «Дворянское гнез­до». Ее участие в тринадцатисерийной польско-французской ленте «Большая любовь Бальзака» лишь добавило ей популярности.

.. .Так счастливо сложилось, что уже в первой роли Беата Тышкевич попала на «свой типаж». В экрани­зации одного из произведений классика националь­ной литературы Александра Фредро (его называют «польским Мольером») семнадцатилетняя актриса первые окунулась в прошлое, в мир богатых усадеб,  изысканно одетых дам... С той поры Беата частенько играла в так называемых костюмных фильмах, пред­ставляющих романтическую, ушедшую эпоху. Здесь она действительно была на своем месте, эта очароваельная полька, в жилах которой течет «голубая» кровь знаменитого рода Тышкевичей и не менее зна­менитых Потоцких.

Большое влияние на нее оказал круг материн­ских друзей: поэты, писатели, философы... Вообще она росла, как и все дети войны, в голоде и нужде. О нарядах и сказочных интерьерах оставалось лишь мечтать. А воспоминания об иной жизни, видимо, все-таки остались в ее генах, что и позволило ей столь убедительно и достоверно играть в фильмах Вайды, Хасса и Рыбковского. В реальной жизни ее не прельщает желание блистать в дорогих нарядах, мехах и золоте. Тем не менее несколько раз соотече­ственники удостаивали ее звания «Мисс Элегант­ность», которое ежегодно присуждается в Польше самой стильной и элегантной женщине, вне зависи­мости от рода ее занятий. Выходит, дело совсем не в золоте и бриллиантах...

Красавица Беата, с юности окруженная роем поклонников, под венец не торопилась. Ее любовью долгое время был известный польский актер Збигнев Цибульский, с которым они снимались вместе в фильме «Рукопись, найденная в Сарагосе». «Збы­шек был неотразим в старинном элегантном костю­ме, — вспоминает Беата. — Он уже был звездой, но слава его не изменила. Иногда по ночам или на рас­свете Збышек приходил в мою варшавскую квар­тирку на Замковой площади, вместо цветов прино­сил грушу или яблоко. И непременно повторял: «Я тебя не люблю. Ты для меня просто символ вар­шавского княжества».

У актера было опасное хобби: он всегда прыгал в поезд на ходу, и не потому что опаздывал, а просто ради забавы. И однажды не сумел впрыгнуть и по­гиб под колесами скорого «Вроцлав — Варшава»...

У Беаты очень теплые воспоминания о встречах с русскими людьми. «Для меня Россия — не только немыслимые просторы, не только богатейшие земли, но прежде всего ваши удивительные люди, — сказала актриса в одной из бесед с московскими журналистами. — Я была дружна с Тарковским, навещала его уже смертельно больного в Париже... Обожаю Смоктуновского, великого актера, от ко­торого на сцене буквально исходило свечение. Осо­бый рассказ — о семье Михалковых. Мы подружи­лись в те далекие годы, когда я снималась в фильме «Дворянское гнездо» по Тургеневу в постановке Андрона Кончаловского. Сергей Владимирович и Наталья Петровна (пусть земля ей будет пухом) опекали меня, как родную дочь. По отношению к Никитке, которому в ту пору было четырнадцать или пятнадцать лет, я чувствовала себя временами старшей сестрой...»

В тот период актриса жила в ленинградской гос­тинице «Астория». А неподалеку в магазине прода­валась клюква в сахаре. «Тогда в Советском Союзе не было многих вещей, а клюква — была, — объяс­няет Беата. — Это лакомство стало моим любимым. И остается по сей день. А еще из того времени я помню замечательную селедку с картошкой, кото­рую мы каждый день ели в «Астории». Селедка с картошкой и клюква в сахаре... Деликатесы!»

Еще она вспоминает свой роман с Андроном Кончаловским. Во время объяснения ее героини с Лаврецким актриса никак не могла заплакать. И то­гда Андрон... ударил ее по лицу. Ни один режиссер не позволял себе такого обращения с ней, и Беата была в шоке — впрочем, как и любая другая на ее месте. Ан­дрон тут же, правда, бросился умолять вернуться на площадку. Актриса вернулась, из глаз ее лились сле­зы... Сцена удалась.

«Андрон очаровал, увлек меня своим талантом, силой своей незаурядной натуры, — признается Беата. — Мы думали с ним о женитьбе, вынашива­ли совместные творческие планы, но в силу разных причин наш брак не состоялся. Но эта любовь оста­вила долгий счастливый след в моих мыслях и серд­це...» Впрочем, любовь — это болезнь, считает ак­триса, а болезнь проходит.

А вот как те же события представлены в воспо­минаниях самого Андрона Кончаловского: «...Мы познакомились году, наверное, в 1961-м. Она бы­ла для меня польской звездой — далекой, заманчи­вой, соблазнительной, недосягаемо красивой. Мы гуляли по летнему лесу... и вдруг почувствовали, что все серьезно. Целовались...»

Андрон привез польскую актрису на дачу на Николиной горе, в красивый старый дом с терраса­ми на берегу реки. Душой этого дома была одна из самых интересных женщин, встреченных Беатой в жизни, — мать Андрона и Никиты Михалковых, Наталья Петровна, дочь известного русского ху­дожника Петра Кончаловского. Женщины настоль­ко сблизились, что долгое время Беата обращалась к ней «мама». «Мой роскошный туалет в «Дворян­ском гнезде» был украшен драгоценностями Ната­льи Петровны... — уточняет Тышкевич. — ...Наталья Петровна упоенно шила. Не успевала дошить платье для своей невестки красавицы актрисы На­тальи Аринбасаровой, которую «украл» в Алма-Ате Андрон, как он уже приводил ей новую жену. Он любил своих женщин беспокойной российской лю­бовью. На редкость обаятельный, Андрон был спо­собен на широкие жесты и умел удивить. Продать, например, старинное фортепьяно, чтобы угостить меня прекрасным ужином. Помню его подарки — кольцо с жемчужиной, фарфоровую чайную чашку в форме цветка магнолии, сделанную в XIX веке на фабрике Кузнецова. Я никогда не пользовалась этой чашкой по назначению, мне казалось, что в ней спит его заколдованная любовь».

«Она уехала и стала писать мне письма, — про­должает Кончаловский. — У нас началась прекрас­ная дружба. Замуж она вышла не за меня, а за Вай­ду. Как ни странно, я чувствовал, что Вайда меня к ней ревнует, хотя наш роман был исключительно платоническим».

Замуж прекрасная Беата вышла довольно позд­но — за человека, который дважды был женат и семнадцать лет прожил с другими женщинами.

«На пробах фильма «Пепел» в 1965-м в Небо­рове мы решили создать общий дом, — рассказыва­ла Беата. — Меня переполнял восторг от того, что я буду нужна этому сумасшедше талантливому чело­веку, титану труда с потрясающим воображением. Все, что делал Вайда, было глубоко и невероятно интересно... Но с семьей пришлось повременить,

Я улетала на съемки в Индию. Кто знал, что разлука наша продлится более года, и останутся эти чудес­ные письма Анджея в одинаковых серо-голубых конвертах с адресом Бомбей, отель «Солнце и пе­сок»? В них вся наша жизнь и любовь. Вайда назы­вал меня «сладкой Дездемоной», «азиатским чудо­вищем без сердца», «снежной королевой» и считал дни до встречи...»

В Индии Беата старалась заработать побольше: кинозвездам там платили неплохие деньги. Но когда истосковавшаяся и усталая она вернулась в Варшаву, Вайде пришлось уехать в Англию, а ей в Бельгию на съемки. Наконец, соединившись, режиссер и актриса решили купить большой дом в деревне. Нашли пре­красное фамильное имение неподалеку от Варшавы, на покупку которого ушли все сбережения Анджея и бомбейские гонорары Беаты. В 1967-м у них роди­лась дочь.

«Как оказалось, я совершенно не была готова к этому браку, — признавалась Беата.. Анджей был очень деликатным, тонко чувствующим человеком, я — слишком молода, чтобы это оценить. Через пять лет мы расстались. Для мамы, друзей, коллег наш развод был глубочайшим шоком! И вдруг по­является человек — обаятельный, милый, он посто­янно улыбается, в руках у него букетик чудесных фиалок. Он любит тебя и умеет справиться с твоим домом и жизнью гораздо лучше, чем ты сама. И од­нажды он становится твоим мужем. А уже через месяц ты не можешь его видеть. Так было у нас с молодым режиссером Витеком Ожеховским. Я иг­рала в его дипломной ленте «Вино для мессы». Ви­тек переехал ко мне, занялся моим домом, бытом и дочкой. Друзья смотрели на меня как на сумасшед­шую: променять Вайду на Ожеховского!»

После разрыва она уже не снималась у всемирно известного режиссера. «Это Бергман, например, делает фильмы о том, как он расстается со своими женщинами, — пожимает плечами Беата. — Анджей — человек скрытный и, как говорят поляки, с «хонором». А потом мы ведь славяне... Любовь для нас — большая ценность, мы не продаем ее так де­шево — за аплодисменты на премьере фильма...»

Но, как подчеркивает актриса, дальше ее ждала встреча с настоящей любовью. В Варшаву из Фран­ции прилетел архитектор Яцек Падлевский, в кото­рого Беата была влюблена в юности. Этот искушен­ный, разведенный мужчина, имевший от первого брака двух сыновей, окончательно утвердился в ее сердце и жизни. Когда они все-таки решились на совместную жизнь, им было по тридцать восемь. В 1977 году родилась желанная дочка Виктория.

Поселившись с любимым во Франции, Беата подумывала даже оставить актерскую профессию. К тому же в Марселе не было ни киностудии,  ни крупных театров... А если бы и были, то актрисе пришлось бы начинать свою карьеру практически с нуля. Она «отметилась» у Клода Лелюша в «Эдит и Марсель», снималась в каких-то малобюджетных комедиях, но большим творческим завоеванием эти работы так и не стали. Пани Тышкевич поняла, что не проживет без Польши, завянет без славянских корней. И вернулась домой. Имелись для того, ви­димо, и другие причины: «Бывают мужчины, кото­рые стремятся завладеть женщиной целиком — ее сердцем, мыслями, а потом выплюнуть... Есть и другие, но они скорее исключение».

Теплые чувства к России она сохранила на всю жизнь. Беата Тышкевич — частая гостья москов­ских кинофестивалей, охотно идет на контакты с журналистами, без всяких агентов и посредников, которыми облеплены западные звезды. Один из них как-то шутливо стал ей выговаривать: «Вы должны кривляться, капризничать, в лучшем случае мило­стиво соглашаться, дескать, у меня есть максимум десять минут — и все». Пани Тышкевич за словом в карман не полезла: «.. .Их западная жизнь с агента­ми, с табунами охраны — это их жизнь. А мы, как ни крути, все-таки по эту сторону Берлинской сте­ны, пусть и разрушенной...»

На вопрос, чем ей дороги 1960-е, актриса отве­тила: «...Приоткрылся «железный занавес», и весь Запад разом влюбился в Россию... И сами звезды, уже пресыщенные Парижем, Лондоном и Нью-Йор­ком, были в полном восторге от вашей страны. Те­перь-то ясно, что это был не слишком глубокий, ско­рее, туристический интерес. Но ко мне это не отно­сится... нас и «западников» специально разводили по секторам, чтобы исключить общение с «идеологическим противником». Но мы не унывали. Наш «Вар­шавский блок» был самым загульным и веселым...»

О сегодняшнем российском кинематографе Беата говорит следующее: «Ситуация парадоксальная. В эпо­ху тоталитаризма ваши лучшие фильмы гремели с триумфом по западным престижным фестивалям, и ваши режиссеры пользовались огромным личным ав­торитетом за рубежом. Сейчас, когда вы освободи­лись от идеологического пресса, чтобы делать великие картины, у вас нет денег. Кто сегодня способен снять «Войну и мир»? Никто... У вас появилось много очень богатых людей. Как они получили свое богатст­во за такой короткий срок — одному Богу известно».

Как говорится, тут ни убавить, ни прибавить... Только в одних ли финансах дело? В последнее вре­мя российские кинематографисты научились до­вольно успешно выбивать приличные суммы на тот или иной проект... Так что же? Шедевры-то где? И по-настоящему хорошие фильмы столь редки... И — бесконечные «Ники», «Тэфи», «Овации», призы, награждения...

...Работящая по природе, Беата встает в 6.30 утра и готовит завтрак. Даже душевные раны ак­триса залечивает так: идет на кухню и печет «что-нибудь вкусненькое». Запах душистого ароматного хлеба и чашечка кофе успокаивают ее... После су­матошного дня любит вытянуться на диване и по­быть в тишине.

Старшая дочь Беаты, Каролина, так и осталась единственным ребенком Вайды. Окончив факультет права, она живет с мужем в сорока километрах от Варшавы, держит конный завод... А усадьбу ей пода­рили родители. Младшая дочь актрисы, Виктория, окончила художественную академию. Сейчас она спе­циалист по компьютерной рекламе, снялась в не­скольких фильмах, но всю жизнь посвящать кино не собирается. «Черт в юбке» — так называет ее мать.

Даже во время перерывов в съемках Беата про­должает работать: написала воспоминания о своей жизни и пути в кино, взялась за другую рукопись. От услуг профессиональных журналистов после двух не­удачных попыток ей пришлось отказаться... «Может, кого-то это и разочарует — ради Бога. Я переживу, если даже кто-то, как и Бардо после выхода ее книги, назовет меня старушкой... То, что французы пишут о Брижит Бардо, обо мне в Польше никогда не скажут. У нас достаточно желтых, бульварных газет, но ни одна не посмеет опубликовать обо мне грязный слух или сплетню».

Беата — председатель польского Фонда культуры. Она любит поддерживать творчески одаренную мо­лодежь. В политических баталиях никогда не участ­вовала и очень прохладно относится к людям, начи­нающим эксплуатировать свою известность. «Если же, к примеру, Никиту Михалкова тянет на трибуну, то это его дело, — говорит Беата. — Мне в данной си­туации ближе Андрон Кончаловский, который под­черкивает свою аполитичность. На мой взгляд, для женщины единственная форма участия в политике — быть женой общественного деятеля. Случаются ис­ключения — Маргарет Тэтчер, Индира Ганди или Екатерина Фурцева, но на то они и исключения».