Станислав Говорухин и Владимир Высоцкий     

"Можно сказать, что не я пригласил Высоцкого на картину "Место встречи изменить нельзя", а он - меня. Однажды он говорит мне:
- Знаешь, тут мне Вайнера сказали, что у них для меня есть хорошая роль. Ты почитай роман, мне сейчас некогда - в Парижск уезжаю... (Именно так он называл этот город.)
        Я взял у него роман, он назывался "Эра милосердия", прочел и... просто обалдел. Когда Володя приехал, я сказал ему:
- Роман, действительно, классный, и роль потрясающая. Ты ничего похожего еще не играл, представляю, как ты это сделаешь...
        И когда мы сразу после этого разговора поехали к Вайнерам, Володя еще не читал книги (впрочем, авторы этого так и не узнали). Нас встретили два добродушных полных человека, два гостеприимных хозяина, любители поговорить, посидеть за столом... Мы понравились друг другу, быстро нашли общий язык - наши представления о фильме не расходились - ив общих чертах договорились о совместной работе.
        Володю я мог бы утвердить и без проб, потому что для меня, как и для всех нас, было ясно, что эту роль должен играть только он. Но это происходило в те времена, когда он еще ни разу не появлялся на телеэкране, а тут - такая одиозная фигура - в пятисерийном фильме! Поэтому я сделал на эту роль несколько проб других актеров, которые заведомо не могли тягаться с Высоцким. И когда показывал руководству пробы, я показал и эти пробы, которые были, конечно, гораздо хуже проб Высоцкого. Начальство это очень убедило.
- Конечно, только Высоцкий! - сказали они и довольно легко утвердили его на роль.
        Книга ему тоже очень понравилась. Когда мы писали режиссерский сценарий, он приезжал к нам в Переделкино, принимал участие в работе. В частности, Володя придумал историю с фотографией Вари, приклеенной на дверь среди других фотографий, когда в сцене в подвале надо было дать Шарапову какой-то знак - указать дверь, ведущую к спасению.
        Он очень хотел спеть в этом фильме. Среди предлагавшихся им песен были и "За тех, кто в МУРе", и "Песня о конце войны", и "Баллада о детстве". Но, хотя песни мне и нравились, я был категорически против. Я считал, что это разрушит образ, и это будет уже не капитан Жеглов, а Высоцкий в роли капитана Жеглова. Володя обижался, мы ссорились. А однажды, когда я попросил его спеть в кадре песню Вертинского, он ответил:
- Если ты не хочешь, чтобы я спел свое, не буду петь и Вертинского.

        10 мая - первый день съемок. И день рождения Марины Влади. Мы в Одессе, на даче нашего друга. И вот - неожиданность. Марина уводит меня в другую комнату, запирает дверь, со слезами просит: "Отпусти Володю, снимай другого артиста". И Володя: "Пойми, мне так мало осталось, я не могу тратить год жизни на эту роль!"
         Как много потеряли бы зрители, если бы я сдался в этот вечер.
         Однажды, когда я рассказал этот случай на встрече со зрителями, из зала пришла записка: "А стоит ли год жизни Высоцкого этой роли?"
         Вопрос коварный. Если бы год, который заняли съемки, он потратил на сочинение стихов, тогда ответ был бы однозначным: не стоит! Быть поэтом - таково было его главное предназначение в этой жизни! Но у Володи были другие планы, я знал их, и мы построили для него щадящий режим съемок, чтобы он мог осуществить все задуманное: побывать на Таити, совершить гастрольное турне по городам Америки...
         Он давно подумывал о режиссуре. Хотелось на экране выразить свой взгляд на жизнь. Возможность подвернулась сама собой. Мне нужно было срочно уехать на фестиваль, и я с радостным облегчением уступил ему режиссерский жезл.
         Когда я вернулся, группа встретила меня словами: "Он нас измучил!"
         Шутка, конечно, но, как в каждой шутке, тут была лишь доля шутки. Привыкших к долгому раскачиванию работников группы поначалу ошарашила его неслыханная требовательность. Обычно ведь как? "Почему не снимаем?" - "Тс-с, дайте настроиться. Режиссеру надо подумать". У Высоцкого камера начинала крутиться через несколько минут после того, как он входил в павильон. Объект, рассчитанный на неделю съемок, был "готов" за четыре дня. Он бы в мое отсутствие снял всю картину, если бы ему позволили.
Он, несущийся на своих конях к краю пропасти, не имел права терять ни минуты.
         Но зато входил он в павильон абсолютно готовым к работе, всегда в добром настроении и заражал своей энергией и уверенностью всех участников съемки. По этой короткой пробе легко было представить его в роли режиссера большой картины.
Зато на тонировке с ним было тяжело. Процесс трудный и не самый творческий - актер должен слово в слово повторить то, что наговорил на рабочей фонограмме, загрязненной шумами, стрекотом камеры. Бесконечно крутится кольцо на экране. Володя стоит перед микрофоном и пытается "вложить в губы" Жеглова нужные реплики. Он торопится, и оттого дело движется еще медленнее, он безбожно ухудшает образ. "Сойдет!" - кричит он. Я требую записать еще дубль. Он бушует, выносится из зала, через полчаса возвращается, покорно становится к микрофону. Ему хочется на волю, а кольцо не пускает. Ему скучно, он уже прожил жизнь Жеглова, его творческое нутро требует нового, впереди ждут Дон Гуан и Свидригайлов, а внизу, у подъезда, нетерпеливо перебирают ногами и звенят серебряной сбруей его Кони.
          Консультантом на фильме был заместитель министра МВД СССР генерал-лейтенант К. И. Никитин. Он просил, чтобы Жеглов хотя бы раз показался на экране в милицейской форме. Ёту просьбу мне необходимо было выполнить, потому что за это я рассчитывал получить возможность оставить, к примеру, сцену, где Жеглов подбрасывает в карман Кирпичу кошелек, да и вообще предполагал, с какими огромными трудностями мы столкнемся при сдаче картины. Но Высоцкий был неумолим: - Нет, форму я не надену ни за что! Для него милиционер сталинских времен ассоциировался с теми людьми, которые творили то страшное беззаконие. Он столько был наслышан об этом и так больно это переживал, что все, что было связано с милицией, не переносил на дух.
          И тогда мне пришлось придумать ему сцену, где он стоит у зеркала в кителе и произносит примерно такой текст:
- Вот, Шарапов, моя домашняя одежда, вроде пижамы.
- Почему? - спрашивает Шарапов.
- Да потому что никогда не носил, да, наверное и носить не придется.
          Потом он, с большим трудом уговоренный мной садится в этом кителе к роялю и произносит несколько строк из "Лилового негра" Вертинского, но, будучи верным своему слову не петь, каждый раз перебивает их репликами, обращенными к Шарапову. И тут же снимает китель. Это и осталось единственным его появлением в милицейском мундире.
          А трудности с приемом картины действительно были немалые: многие реплики, какие-то жаргонные выражения просто возмущали тогдашнее "высоконравственное" руководство МВД. И, конечно, если бы не совпадение некоторых обстоятельств, картина в таком виде никогда бы не вышла на экран".

Режиссер фильма Станислав Сергеевич Говорухин http://www.kulichki.com/vv/ovys/kino/govoruxin.html

         Говорухин и другие о персонажах: 

         Шарапов:

         На роль Володи Шарапова пробовался Евгений Леонов-Гладышев ("не зеленый пацан" Вася Векшин).

Против Конкина в этой роли были Высоцкий и Вайнеры. Но Говорухин его отстоял. /Фильм получился отличный, и благодаря Владимиру

Конкину в том числе - ред./.

         Груздев:

         Сергей Юрский играл гениально, хотя слишком театрально, чуть-чуть не выбивался из актерского ансамбля, в пределах нормы, но на грани... Порез от бритвы на лице Юрский заклеил папиросной

бумагой - по обычаю того времени. 

         Манька Облигация:

         Ларису Удовиченко пригласили на роль Вари, но актриса мечтала сыграть Маньку Облигацию, так как этот образ был для нее более интересен. В результате, только Удовиченко и подошла для Облигации.

         Кирпич:

         Первоначально, когда снимали сцены с Кирпичом, было не смешно. Тогда Говорухин попросил Высоцкого поработать с Садальским,

 изобразить любимую им с юности сценку с шепелявым идиотом. Садальский так и не смог шепелявить, как Высоцкий, в кадре. У него получилось неплохо только на озвучании.

         Валька Копченый:

         Вайнеры очень дружили с Леонидом Куравлевым

         Копытин:

         У прекрасного актера Алексея Миронова на съемках начались проблемы со зрением. Ему помог Высоцкий, организовав встречу с

офтальмологом Федоровым. 

         Ручечник:

         Великий актер Евгений Евстигнеев использовал свои "евстигнеевские штампы", которых у него было штук 500. На съемки пришел

в своем собственном костюме 60-х, 70--х годов. Большой Театр  арендовали всего на два дня, и у режиссера не было времени с ним скандалить, иначе Говорухин обязательно бы запретил играть в этом костюме вора 45-го послевоенного года.

         Промокашка:

         Очень много импровизировал, но цензоры очень много заставили вырезать. Осталась, например сцена с песней в финале: Промокашку выводят из подвала, и он от ужаса начинает петь блатную тюремную

песню. Жеглов скалится в ответ и качает головой - Высоцкий не ожидал такого экспромта Бортника. Зрители на улице хлопали в ладоши.

         Клава, подруга Горбатого:

         Валерия Заклунная была звездой первой величины, красавицей-актрисой. И ей предложили роль почти без слов. Она с удовольствием согласилась и сыграла удивительно.

         Фокс:

         На Фокса пробовались Борис Химичев, Владислав Шалевич. Но Белявский сыграл замечательно.  

          Все настоящие "малины" снимали в Одессе (фильм снят на Одесской киностудии), натуру и интерьеры - в Москве.

          По всем законам советского времени Левченко должен был погибнуть.

          С романом "Эра милосердия" фильм имеет мало общего. Например, Жеглов в романе - высокий и плечистый милиционер, Шарапов - закаленный войной, уверенный в себе. Варю в конце романа убивают. На финал фильма оказало влияние американское кино. Про ГУЛАГ знали.

        "НА СВЕТЕ НЕТ НИЧЕГО ПРЕКРАСНЕЕ, ЧЕМ СПРАВЕДЛИВОЕ ВОЗМЕЗДИЕ" Александр Дюма. 

good-cinema.ru, 12.08.2009

"Они все остановились на четверти пути. Вот этот голубой герой, который призывает к милосердию, потому что кончена война, и нужно двигаться в сторону смягчения, а не ужесточения, и что нужно действовать честно даже с нечестными людьми. Вот эта позиция на словах хороша, но если сейчас кругом посмотреть: и о терроризме, и что идут "Красные бригады" /леворадикальная организация в Италии/, стреляют по ногам детям, а потом убивают учителя, то начинаешь сомневаться. Вайнеры это как раз ухватили. Когда по книге два главных персонажа /Жеглов и Шарапов/ поссорились окончательно и разошлись, то приходит Шарапов в МУР и видит в траурной рамочке свою любимую девушку. И в данном случае он любым способом упрятал бы их за решётку, если бы не уничтожил. Очень много в нас всего перемешано. С единственным приличным человеком Жеглов ошибся. И я считаю, что это моя заслуга.
В 30-е годы америкашки взяли и уничтожили банды. Я, например, согласился сниматься в этой картине, чтобы этот вопрос поставить. Со своей точки зрения и от имени моего персонажа я утверждаю, что их надо давить, от начала и до конца, если ты на 100% уверен, что это преступник. Своего героя я немножечко подмял под себя. Вайнеры же писали немножечко с меня, с образа, который создался у них из-за моих песен.
Многие люди пишут мне в МВД: "Капитану Жеглову".
Я купался в некоторых моментах фильма, мы работали с друзьями. Режиссёр - мой давнишний друг, ближайший, мы "Вертикаль" с ним делали, это Слава Говорухин. И так случилась эта история, чтобы нам вместе поработать, на интересном материале".
Владимир Высоцкий

good-cinema.ru

Говорухин Сергей 

Ворошиловский стрелок

Благословите женщину

Фотография: Высоцкий и Говорухин на съёмках "Вертикали" https://echo.msk.ru/blog/odin_vv/2033342-echo/ 

Высоцкий Владимир
Гамлет

Гердт Зиновий
Метростроевец, фронтовик, кукловод, грустный актер

Даль Олег
ПЕЧОРИН